Между тем слухи об особой позиции, занятой Зиновьевым и Каменевым, ширились, проникали во многие парторганизации страны. Только потому Сталину пришлось 7 апреля разъяснять товарищам из Гомеля и Тулы: «Никаких разногласий в Политбюро, кроме вопроса о мерах обуздания т. Троцкого, не было и нет. Я, по крайней мере, их не вижу».
Тем не менее уже в конце апреля конфронтация на Олимпе власти, и весьма острая, возобновилась. Утратила при этом чисто личностный характер, став теоретической и оттого более серьёзной, опасной. Спровоцировал же её Бухарин. Не только по общему признанию ведущий теоретик партии, но, вдобавок к тому, ещё ответственный редактор и центрального органа РКП — газеты «Правда», и теоретического органа — журнала «Большевик», член ПБ с июня 1924 года.
…О том, что с НЭПом что-то неладно, говорили и писали последние два года. Но только по прошествии четырёх лет с начала следования его курсом, значительно изменившимся по сравнению с 1921 голодным годом, экономика страны заставила вернуться к выяснению того, что же, собственно, и есть этот самый НЭП, куда он ведёт и куда может привести. Застеленный как средство подъёма производительных сил и оживления сельского хозяйства, он так и остался прежде всего свободой торговли, разрешением на аренду и сдачу в концессии предприятий. Не более того.
НЭП обернулся восстановлением самых заурядных рыночных отношений капиталистического характера. В городе — появлением новой буржуазии. В деревне — всё ускорявшимся расслоением крестьянства на продолжавших разоряться бедняков, всё богатевших кулаков и середняков, оказавшихся источником пополнения рядов как тех, так и других. Социализм, дорогой к которому якобы должен был послужить НЭП, всё ещё оставался призрачной мечтой.
Задача будущего промышленности на 14-й партконференции, казалось, была решена. Дело оставалось за постоянным финансированием восстановления и модернизации предприятий, за разработкой плана индустриализации и его осуществлением. Проблемы сельского хозяйства оказались значительно сложнее, хотя от положения в деревне для всё ещё аграрной страны зависело слишком многое. Во всяком случае, в ближайшие годы. Поэтому «политико-экономический еженедельник», а по сути — теоретический орган ЦК РКП журнал «Большевик» стал с начала 1925 года своеобразной испытательной площадкой для проверки предложений, призванных решить все задачи деревни, а вместе с тем и самого НЭПа.
Первым высказался по животрепещущим вопросам Л.Н. Крицман. В те годы — видный экономист, директор Аграрного института и руководитель экономической секции Коммунистической академии, «марксистского» варианта «буржуазной» Академии наук. В статье «Союз пролетариата и большинства крестьян в СССР после победы революции» Крицман прежде всего постарался придать новый смысл таким старым лозунгам, как «союз рабочего класса и крестьянства», «смычка», уже не годившихся в условиях резкого расслоения деревни. Счёл необходимым ориентировать партию не на крестьянство вообще», а на его большинство, то есть на бедняков и низшие слои середняков. Государство же призвал заняться «посильной помощью подъёму мелкого хозяйства», «организацией защиты интересов… тех крестьян, которые выступают как продавцы своей рабочей силы (бедняков. — Ю.Ж.)» и поддержкой «экономической борьбы с сельскохозяйственными капиталистами (кулаками. — Ю.Ж.)». Будущее же деревни Крицман видел только в колхозах, насыщенных техникой.
Хотя статья Крицмана и являла собой образец ленинизма, выглядела она голословной из-за отсутствия статистических данных, а потому и неубедительной. Этим воспользовались все те, кто начал публиковать в «Большевике» собственные статьи по аграрно-крестьянской проблематике — Н. Бухарин, Е. Терлецкий, А. Хрящева, М. Кантор, А. Гольцман, другие. Выражением их общей позиции стала статья Бухарина «О новой экономической политике и наших задачах», она же — доклад, сделанный 17 апреля 1925 года, за два дня до открытия 14-й партконференции, на собрании актива московской парторганизации.
Как истинный теоретик-марксист, начал Бухарин с непременного отправного пункта — анализа работ Ленина, посвященных НЭПу. Вернее с нового прочтения статей «О продналоге» и «О кооперации». И обнаружил, что каждая из них представляет собой самостоятельный стратегический план, последовательно сменявший друг друга.
«Нам кажется, — утверждал Бухарин, — что когда мы переходим к новой экономической политике, у тов. Ленина был при разрешении этой проблемы только один стратегический план, а когда он писал свою статью о кооперации, то есть оставлял нам последнее завещание в смысле основ экономической политики, у него был другой стратегический план». И далее растолковывал своё открытие;
«В чём основной мотив рассуждений Ленина в брошюре “О кооперации”? Он говорил, что в движении к социализму прежде всего необходимо преодолеть распылённую мелкобуржуазную стихию… И для того, чтобы эту стихию и распылённость преодолеть, нужно иметь смелость использовать крупный капитал, главным образом, концессионный, как посредника…
Если мы сравним теперь только что изложенное (в статье «О продналоге». — Ю.Ж.) с тем, что было написано в последней статье Владимира Ильича о кооперации, то мы увидим совершенно другой план… Основная линия плана — это блок с крестьянством, который организуется в кооперацию против крупного капитала и против остатков частного капитала вообще».
Развивая «второй план», Бухарин отмечал: «Нам важно сейчас дозарезу всё время ускорять быстроту хозяйственного оборота», благодаря чему и «получим более быстрый темп нашего накопления, гораздо больший хозяйственный рост». В таком предложении Бухарин был безусловно прав. Однако вывод, сделанный им, оказался весьма двусмысленным и отнюдь не марксистским.