Ведя полемику с теми, кто не мог ему ответить, Бухарин постарался, как мог, защитить тех, кого в обоих подпольных документах характеризовали как полностью оторвавшихся от пролетариата, обуржуазившихся бюрократов. «Наши товарищи, — писал Бухарин, — переутомлённые, работающие по восемнадцать часов в сутки исполкомщики, ответственные работники отнюдь не “новая буржуазия”».
Наконец, затронул он и самый болезненный вопрос. Ту проблему, которая крылась за любыми предложениями о политических реформах, будь по Ленину, Осинскому или Красину. Оправдывал монополию РКП на власть тем, что в ней «партия видит гарантию существования пролетарской диктатуры». Ну, а «сохранение и упрочение партийного руководства над советским аппаратом» служит надёжным препятствием разлагающему влиянию НЭПа.
Подвели своеобразный, односторонний итог предсъездовской дискуссии Зиновьев, Каменев и Троцкий. Первый — дважды. Сначала второй частью своей статьи «Наши задачи», опубликованной ещё 5 марта, задолго до того, как начали высказываться желающие. В императивном тоне вещал: «Партия не может и не хочет заменить государственные и хозяйственные органы. Она придаёт величайшее значение строгому разделению труда». И тут же, пренебрегая элементарной логикой, опроверг себя. «Но руководить, — указал Зиновьев, — государственными и хозяйственными органами она должна во что бы то ни стало».
А 28 марта в очередной статье «Государство и партия» настойчиво повторил то же самое; «Мы вошли в хозяйственный период революций. В этот период партийное руководство хозяйственным и общегосударственным аппаратом ещё более необходимо и, главное, более осуществимо, чем в первый период революции».
Каменев высказал собственное видение проблем, стоящих перед страной и партией 31 марта, на 7-й Московской губернской конференции РКП. «Мировая революция задержалась, — для начала объяснил он суть положения. — Непосредственно опираться на победу мировой революции диктатура пролетариата в России не может. Вероятно, не сможет ещё несколько лет. Тогда как будто подсказывается естественный ответ — диктатура пролетариата имеет своей основой преобладающую роль в стране крупной индустрии». Не став далее интриговать слушателей, поспешно отверг подобную мысль. «Правильный ответ, — подсказал Каменев, — на этот вопрос нужно искать в преобладании крупной промышленности во взаимоотношениях между пролетариатом и крестьянством». И почему-то подтвердил высказанное словами Ленина -«только путём маленьких сбережений, путём долгой кропотливой работы по сбережению мы сможем дать основу для развития нашей крупной машинной индустрии».
Вместе с тем Каменев, в отличие от Зиновьева и Бухарина, не отверг категорически взгляды «Рабочей правды». Подразумевая её «Обращение», отметил: она «интересна и важна потому, что представляет собою, несомненно, настроения, которые могут возникнуть среди рабочего класса на почве разорённости нашей промышленности, на почве падения нашей металлургии, на почве низкой заработной платы. Такие настроения есть, они неизбежны (выделено мной. — Ю.Ж.)».
Согласился Каменев и с ещё одним выводом, содержавшимся в «Обращении». «Мы, — сказал он, -должны констатировать, что в известном отряде нашей партии, который выдвинут на передовые позиции борьбы с новой буржуазией, намечается некоторый, хотя бы частичный отрыв от партии».
Последним жирную точку в дискуссии поставил Троцкий. Сделал это, как и Зиновьев, дважды. В тезисах «О государственной промышленности», которым следовало предшествовать дискуссии, но опубликованных всего лишь за шесть дней до открытия съезда. И ещё — в повторившем их до деталей докладе «Задачи XII съезда РКП», прочитанном в Харькове, на 7-й Всеукраинскои партийной конференции 5 апреля.
Суть позиции Троцкого сводилась к уже высказанным и Зиновьевым, и Каменевым положениям без чего-либо своего, оригинального.
«Только развитие промышленности, — отмечал Троцкий в тезисах, — создаёт незыблемую основу пролетарской диктатуры… Только по мере действительных успехов фабрично-заводской промышленности и восстановления тяжёлой индустрии — этой единственной прочной базы диктатуры пролетариата — а также приближения реального завершения работ по электрификации, возможно и неизбежно снижение удельного веса сельского хозяйства во всей экономике страны и перенесения центра тяжести от крестьянского хозяйства к промышленности…»
Не довольствуясь таким набором банальностей, дал отнюдь не новое пояснение — «Как долго будет длиться период преобладающего значения крестьянского хозяйства в экономике нашей федерации, это определяется не только внутренними нашими хозяйственными успехами.., но и ходом развития за пределами России, то есть прежде всего ходом революции на Западе и Востоке. Низвержение буржуазии в какой-либо из передовых капиталистических стран уже очень скоро отразилось бы на всём темпе нашего хозяйственного развития».
Далее напомнил как о самом значащем о том, что за два года так и не оправдало себя — «решающих успехов (экономика.— Ю.Ж.) сможет достигнуть только при условии прибыльности государственной промышленности», а её возрождение «по необходимости находится в теснейшей зависимости от развития сельского хозяйства».
Тем самым перед делегатами съезда поставили дилемму, определяемую прежним упованием на мировую революцию. Либо заняться реформированием партийных органов, к чему призывали Ленин, Зиновьев, Каменев и даже Осинский, либо срочно поднимать тяжёлую промышленность, а с нею и сельское хозяйство, на чём настаивал один Красин.