Оборотная сторона НЭПа - Страница 57

Только полтора месяца спустя, 4 октября, ПБ согласилось с комиссией по международным делам (Зиновьев, Сталин, Троцкий Радек, Чичерин). Утвердило дату революции в Германии — 9 ноября. Учитывая же отмеченную ещё на совещании слабость ЦК КПГ, вряд ли способного стать боевым штабом, направило в Берлин опытных организаторов. Оговорило, что, разумеется, лучше всего было бы послать Троцкого и Зиновьева, но «возможный арест названных товарищей в Германии принёс бы неисчислимый вред международной политике СССР и самой германской революции». Потому постановил «послать в Германию тт. Пятакова, Радека, Рудзутака, Куйбышева. Однако список этот пришлось практически сразу скорректировать. Рудзутак тяжело заболел, а Куйбышева решили заменить наркомом труда В.В. Шмидтом. Кроме того, вошло в постановление и такое указание: «четвёрке решить по приезде в Берлин вопрос о привлечении к её работе т. Крестинского» — всего-навсего полпреда СССР, дипломата!

Тем временем решались и чисто военные вопросы. Ещё 25 августа Троцкий потребовал от Э.М. Склянского, своего заместителя по РВС СССР, внести коррективы в разрабатывавшуюся военную доктрину. Учесть в ней более чем вероятную интервенцию Франции и Польши в советскую Германию как «вступление к удару против Советского Союза». «Мы должны, — отмечал Троцкий, — быть готовы к этому худшему исходу… Мы должны практически готовиться к нападению на нас».

А чтобы компенсировать резко сократившуюся численность вооружённых сил СССР, 6 октября началась скрытная мобилизация, причём призыву подлежали только коммунисты, встретившие его с энтузиазмом. Позже один из мобилизованных так вспоминал о настроениях тех дней: «Каждый из нас… считал за величайшую честь вступить в любое время в ряды Красной армии.., чтобы, когда потребуется, выступить на поддержку советской Германии».

Не довольствуясь только такими подготовительными к войне мерами, РВС СССР начал разрабатывать и действия чисто стратегического характера. Среди них — поход сил Балтийского флота. Весьма слабого, насчитывавшего всего одиннадцать единиц: два устаревших линкора и столь же малопригодных для боевых операций девять эсминцев. Им следовало войти в Зунд — пролив Эресун, соединяющий Северное и Балтийское моря, чтобы воспрепятствовать британским кораблям блокировать восточное побережье Германии. Столь авантюрный план, загодя обречённый на неуспех, несмотря на категорическое возражение Сталина, ПБ одобрило. Более того, одобрило 1 ноября. Уже после того, как революция в Германии так и не начавшись, потерпела крах.

Готовился к скорым событиям «мирового характера», разумеется, и ИККИ. Провёл в Москве с 21 сентября по 5 октября совещание руководства РКП и КПГ при участии представителей компартий Франции и Чехословакии как стран, способных начать интервенцию против советской Германии.

Казалось бы, совещание было призвано спокойно, трезво, объективно проанализировать истинное положение и лишь затем решить наиглавнейший вопрос — о готовности немецкого пролетариата к вооружённому восстанию и о реальных шансах установить советскую власть по всей Германии. В действительности ход совещания был предопределён уже данной ПБ оценкой ситуации, неоспоримой с его точки зрения неизбежностью революции.

Именно поэтому совещание вылилось в диалог безудержных оптимистов Зиновьева и Брандлера, с одной стороны, и более осторожных Троцкого и Тельмана — с другой. Правда, крайне левые из числа руководства КПГ — Р. Фишер и А. Маслов — подвергли резкой критике и тех, и других. Но не саму возможность революции, а только частности вопроса. Настаивали на провозглашении после победы диктатуры пролетариата, а не зиновьевского рабоче-крестьянского правительства и требовали отказаться от сотрудничества с социал-демократами, отвергая ещё один лозунг Зиновьева — о едином фронте. Вместе с тем и одни, и другие, и третьи почему-то считали единственной силой, которая будет противостоять коммунистам, не рейхсвер и полицию, а фашистов, как они называли нацистов Гитлера. Тех, кто, как и в Италии годом раньше, готовы к захвату власти. Потому-то Фишер, завершая своё выступление, пафосно воскликнула: «Фашизм или революция!».

Делая доклад первым, 21 сентября, Брандлер убаюкал всех своими подсчётами. Мол, КПГ уже приступила к созданию вместо «сотен» «военизированных боевых организаций в форме 15 дивизий по 5 тысяч человек», которые, по его словам, можно было «поставить на ноги в течение шести недель». Добавил, что для командования ими имеются «школы красных офицеров», через которые уже прошли подготовку семь тысяч двести человек. Полёт фантазии Брандлера тем не ограничился. Он твёрдо пообещал: в Саксонии и Тюрингии с их 13 миллионами населения нет «силы,, которая была бы способна помешать нам взять власть». И заключил — сигналом к восстанию станет начало всеобщей забастовки.

Попытался несколько охладить пыл Брандлера другой лидер немецких рабочих, Тельман. Выступая 23 сентября, втором рабочем дне совещания, заявил: предыдущий докладчик от КПГ «переоценил наши силы, дав неверную оценку «того, что четыре пятых социал-демократических рабочих уже стоят на левом фланге НСДПГ (независимой социал-демократической партии Германии. — Ю.Ж.), то есть фактически примкнули к коммунистам. По его мнению, «из 15 миллионов пролетариев 9 миллионов находятся в профсоюзах и 1 миллион организован политически», то есть состоит в одной из трёх рабочих партий — СДПГ, НСДПГ, КПГ. Но согласился Тельман с подсчётом Брандлером сил для вооружённого восстания. «У нас, — отметил он, — имеется 250 тысяч в пролетарских «сотнях». Тут же уточнил — «по-видимому, лишь в Средней Германии», иными словами, в Саксонии и Тюрингии. Признал Тельман и весьма важное — «у нас есть большой склад оружия, но оружие ещё не передано в руки пролетарских масс».