Прозябавшие в нищете рабочие вынуждены были наблюдать и иную жизнь — администрации своих предприятий. Грубой по отношению к ним, ведущей роскошную, нэпмановскую жизнь. Один из «Обзоров» ОГПУ (за 15 сентября — 31 октября 1923 года) констатировал:
«На Симбирском патронном заводе наблюдается сильный антагонизм между ответработниками — коммунистами и спецами, с одной стороны, и рабочими-с другой. Партийные работники, «верхи», ведут себя здесь нетактично. Пьянствуют на глазах всей рабочей и партийной массы, ездят на рысаках, чем вызывают острую неприязнь и недоверие к верхам со стороны рабочих и партийных масс». Регулярно отмечали «Обзоры» и иное, не менее серьёзное: хищения администрации предприятий, их непрофессионализм, вопиющую бесхозяйственность.
Такое безрадостное положение и определяло настроения пролетариата, не видевшего больше иной возможности защищать свои права, завоёванные ещё в октябре 17-го года, как стачки. Подчас дело стало доходить и до опасных эксцессов. В Шахтинском округе забастовало пять тысяч человек. Когда же ОГПУ арестовало их организатора, бывшего члена РКП, к уже прекратившим работу присоединились шахтёры Парамоновского рудника. Все вместе они двинулись к городу Шахты, чтобы освободить своего вожака. Для восстановления порядка местным властям пришлось прибегнуть к силам милиции и отрядов ЧОН — частей особого назначения — военных отрядов, существовавших при райкомах, горкомах и губкомах РКП.
Шахтинские события оказались единичным явлением. Обычно стачки, а их число за 1923 год составило только на государственных предприятиях 1788 со свыше 600 тысячами участников, заканчивались чаще всего победой рабочих через несколько часов, реже через два-три дня.
Руководство страны закрывало глаза на истинные причины недовольства, волнений, ибо не имело возможности ни повысить в должной мере зарплату, ни обеспечить её регулярную выплату. Вынуждено было ограничиваться созданием всевозможных комиссий, лишь имитировавших решение больных вопросов: 18 сентября — «для проработки вопросов.., связанных с зарплатой» и «для рассмотрения вопроса о ценах на хлеб», 27 сентября — для «выработки и проведения в срочном порядке мероприятий по борьбе с катастрофическим расхождением цен на фабрикаты и сельскохозяйственные продукты». Сентябрьский пленум постановил «созвать совещание, на котором выработать практические предложения для установления такого порядка, чтобы ни одна значительная стачка не проходила бы без всестороннего её обследования в партийном порядке». Вместе с тем своё явное бессилие справиться с ситуацией ПБ продемонстрировало иным своим решением, принятым перед тем, 4 сентября: «Поручить секретариату ЦК дать директиву прессе… до разрешения вопроса пленумом ЦК о политике по заработной плате в прессе не должно появляться статей, побуждающих к требованиям повышения зарплаты».
Пока же ПБ хотело видеть в забастовочном движении не собственную неспособность нормализовать положение и разрешить финансовые неурядицы, а происки всё ещё существовавших вполне легально социалистических партий — российских и грузинских меньшевиков, эсеров, Украинской коммунистической партии, анархистов-коммунистов и анархистов-синдикалистов. Однако главный удар силой государственного аппарата был нанесён не по ним, а по подпольным «Рабочей группе» и «Рабочей правде». Ведь именно они и разлагали РКП изнутри, отделяли от неё пролетариат, опираясь на одни и те же оценки экономической политики.
«Манифест» «Рабочей группы», увидевший свет ещё в июне утверждал: «Дальнейшее проведение в жизнь настоящей линии ЦК РКП может привести к перерождению НЭПа — новой экономической политики в НЭП — новую эксплуатацию пролетариата». А в сентябре им вторил не кто-либо иной, а Дзержинский. Не только нарком путей сообщения и председатель ОПТУ, но и возглавлявший комиссию ЦК по вопросам промышленности. В плане информационного доклада на предстоящем пленуме, направленном в ПБ, он вынужден был констатировать: «Рабочая группа» является симптомом глубокого настроения в рабочих массах. Эти настроения — результат отрицательных сторон НЭПа, который не справился со своей задачей — организацией производства и осуществлением смычки с крестьянством».
Однако партийное руководство в ожидании избавления ото всех бед революцией в Германии, даже не задумывалось о необходимости реформировать или хотя бы скорректировать НЭП. Попыталось совладать не с причиной, а её следствием. 4 сентября ПБ потребовало от газеты «Правда» «вести систематическую борьбу в рабочей среде с фактами распространения черносотенной и псевдореволюционной идеологии («Рабочая правда», «Рабочая группа» и т.д.). 11 октября предложило членам ЦК и ЦКК «проводить беседы с членами «Рабочей группы», а Зиновьеву и Бухарину подготовить «первоначальный набросок тезисов в связи с «Рабочей группой» и «Рабочей правдой».
Сразу же усомнившись в результатах мягкой линии, ПБ согласилось с более жёсткой. Сочло «несовместимым участие в этих группах и содействие им с принадлежностью к РКП», а затем и пошло на репрессии. Одобрило аресты лидеров «Рабочей группы» — повторный Г.И. Мясникова и первый В.В. Кузнецова, А. Богданова (А.А. Малиновского, одного из создателей ещё летом 1917 года движения «Пролеткульт»). Вслед за ними оказались за решёткой ещё девятнадцать человек. От них добивались письменного отказа от своих взглядов, «безоговорочного признания своих ошибок и готовности искупить свою вину перед народом». Только тогда были готовы их освободить, но «при непременном условии» отправки «на ту или иную трудную работу вне Москвы».