Такая рокировка достаточно укрепила позиции «тройки». И всё же Троцкому нанесли ещё один удар, более мощный, лишивший его прежней опоры в «своём» ведомстве, военном. Ещё 17 января начальником Политуправления РВС вместо снятого Антонова-Овсеенко назначили Бубнова, до того заведующего отделом Агитации и пропаганды ЦК. 3 марта освободили от обязанностей заместителя председателя РВС Э.М. Склянского, работавшего на этом посту с сентября 1918 года, ставшего для Троцкого незаменимым в руководстве вооружёнными силами. Перевели с подчёркнутым понижением председателем треста Моссукно. Наконец, сменили и состав РВС. Оставили в нём из возможных, но не обязательно, сторонников наркомвоенмора только троих: командующего вооружёнными силами Республики, переведённого в апреле на более низкую должность инспектора РККА С.С. Каменева, начальника главного управления ВВС Розенгольда, начальника снабжения РККА Уншлихта. Новым заместителем председателя РВС утвердили Фрунзе, а членами — давних врагов Троцкого — Бубнова, Будённого, Ворошилова, Орджоникидзе, Элиаву (от Грузии), Мясникова (от Армении), Караева (от Азербайджана). В довершении ко всему, наркома ещё и частично «разоружили». 5 апреля последовало решение ПБ о ликвидации частей особого назначения (ЧОН), расширявших полномочия и возможности Троцкого за счёт этой своеобразной партийно-комсомольской милиции.
Рыков, хотя и стал председателем СНК СССР, в «тройку» так и не вошёл, что вроде бы следовало из такого поста. Ведь глава правительства вёл заседания ПБ, определял их повестку дня. «Тройка» сохранилась, но одновременно появилась и «семёрка», включавшая ещё Калинина, Томского, Бухарина, Молотова. Рыков же оказался неким буфером между Зиновьевым и Троцким.
Такая конструкция власти оказалась недостаточно прочной из-за отсутствия разграничения полномочий, дублирования. Два человека отвечали за положение в партии: Зиновьев, глава Коминтерна, всемирной коммунистической партии, и Сталин — генсек РКП, формально являвшейся секцией Коминтерна. Два человека — за положение в стране: Рыков, глава правительства; Каменев, председатель СТО, занимавшегося осуществлением хозяйственных и финансовых планов, координированием их в соответствии с политической и экономической обстановкой (Только 19 января 1926 года эти должности были слиты.)
Единственным объединяющим и одновременно координирующим органом оставалось ПБ, сохранившее свою роль.
Казалось, смерть Ленина развяжет руки «тройке». Как же, больше не надо постоянно сверяться со старыми статьями, докладами вождя. Не надо и напряжённо опасаться неожиданного появления его новых статей, заставлявших срочно приноравливаться к очередным идеям. Хотя бы на словах.
Ленин ушел в прошлое до кризиса. Выходить же из него, отвечать за настоящее и будущее предстояло новому руководству Ему, не Ленину. Потому-то уже на третий день после похорон вождя пришлось вернуться к экономическим проблемам, так и не нашедших оптимального решения на партконференции. А выступившему 30 января с докладом на Втором съезде Советов СССР Каменеву — снова вести разговор о судьбах НЭПа.
«Действительно ли мы пережили кризис основы новой экономической политики? — задался, как и многие до него, “больным” вопросом один из тех, кто отныне определял политику страны. — Требуется ли от нас пересмотр этой политики?». И дал странный ответ: «Может быть, да. Мы не догматики, не связали себя ничем. Может быть, действительно, испытавши этот путь, мы должны будем признать, что этот путь не годится, мы должны будем его пересмотреть».
Предположение весьма смелое, почему и следовало его серьёзнейшим образом обсудить. Тщательно проанализировать положение, опираясь на бесспорные факты. Поначалу Каменев так и поступил. Признал: в истекшем году страна оставалась довольно далеко от предреволюционного 1916 года. Посевные площади составили 61 млн. десятин, или 75% от взятого для сравнения показателя. Гораздо хуже обстояло дело с промышленностью. Она дала всего 36% продукции того же военного года. Только затем Каменев вновь задал отнюдь не риторический вопрос:
«Дала ли новая экономическая политика ту атмосферу и обстановку, при которой совершилось развитие производительных сил страны? Стала ли страна богаче? Поставлены ли крестьяне и рабочие в отношении материального благосостояния в лучшие условия или нет? Увеличилось ли богатство страны?
Если нет, нашу новую экономическую политику нужно пересмотреть. Нужно тогда избрать другой путь».
Ставя такие вопросы, Каменев великолепно понимал, что рабочие и крестьяне ответят на них однозначно: «не дала», «не стала», «не поставлены», «не увеличилось». А потому заранее подготовил тот вариант вопроса, когда вместо «нет» обязательно прозвучит слово «да». И ответ будет предельно честный, ибо вопрос окажется вроде бы тот, да не совсем — потребует рассматривать процесс за иной отрезок времени. Не с 1914 или 1916 года, а с первого года НЭПа, с 1921.
Вот они, успехи, подтверждавшие правильность избранного пути. Угля добыли вместо 464 млн. пудов уже 648 млн., нефти — не 232 млн. пудов, а 315 млн. Производство хлопчатобумажной пряжи возросло более чем в четыре раза, ткани — почти в четыре раза. Всего за год поголовье крупного рогатого скота возросло на 4 млн., лошадей — на 1 млн., площадь посевов льна — на 10%, хлопка — на 300%….
И Каменев не кривил душой, не манипулировал цифрами. Только приводил данные об успехах за последние три года, а не свидетельствовавшие о так и не завершившемся спаде за десятилетие. Получалось, что НЭП всё же себя оправдал. Так в чём же дело? Как и две недели назад, Рыков, как двумя днями позже Зиновьев, Каменев просто не видел иного варианта развития. Да, к тому же, если действительно отказываться от НЭПа, начинать иную экономическую политику, то потребуются новые люди. Скорее всего, Пятаков, Преображенский, Осинский и — страшно сказать — Троцкий, с которым большинство ЦК воевало последний год. А потом им и всю власть придётся отдать…