Оборотная сторона НЭПа - Страница 113

113

Троцкому следовало понять всё это ещё в тот предпоследний день работы пленума, 19 октября, когда он и допустил непростительную для профессионального политика ошибку, затеяв спор о градусах наливки и водке. Не случайно же Каменев, выступая вслед за ним с заключительным словом по своему докладу — чисто экономическому, дававшему характеристику состояния сельского хозяйства и промышленности страны, искусно вплёл в хозяйственную тему идеологию. Да ещё поставил её, как и положено истинному марксисту, в подчинённое положение. Мол, всего лишь надстройка! Напомнил о внутрипартийной дискуссии, сотрясавшей РКП в ноябре-декабре 1923 года. Объяснил её следующим образом:

«Потрясение в партии осенью прошлого года базировалось на некоторой неустойчивости тогдашних экономических условий. Это было облечено в известные формы, даны были формулы, было доказано, что партия стоит накануне краха, накануне крушения, что политика партии гибельна для промышленности (выделено мной. — Ю.Ж.). Вот теперь мы можем подвести итоги.

Да, за последний год были сделаны некоторые ошибки… Но каковы общие итоги сравнительно с осенью прошлого года? Где критерий для того, чтобы оценить — кто оказался прав на протяжении этого годового испытания той и другой политики. Политики ЦК и политики, ей противопоставлявшейся?».

И чтобы продемонстрировать правоту большинства, Каменев позволил себе изрядно преувеличить успехи — ведь практически никто из присутствовавших на пленуме не знал содержания докладов, делавшихся последнее время на заседаниях ПБ: 27 июня — комиссии по зарплате и безработице, 3 июля — Дзержинского о ленинградской промышленности, 12 сентября — Дзержинского о металлопромышленности.

«Мы, — продолжал с пафосом Каменев, — имеем стойкое расширение промышленности. Мы имеем совершенно явственно поднимающуюся линию, для срыва которой нет никаких оснований. Мы имеем несомненное расширение общей покупательной способности крестьянства. Мы имеем затем не только денежную реформу, не только план денежной реформы (скорее всего, здесь председатель СТО имел ввиду восстановление госмонополии на водку. — Ю.Ж.), не только попытку проведения денежной реформы, мы имеем проведение денежной реформы, уже испытанной на факте прекращения эмиссии (тут Каменев ошибся — прекращения не эмиссии, а получения от неё дохода. — Ю.Ж.), ибо это годовой бюджет, который составлен без эмиссии и испытанный на расширении бюджета».

Завершил же Каменев панегирик в честь правильности избранного «тройкой» курса так: «Это означает, что политика, намеченная осенью прошлого года, была правильна. Она проверена двенадцатью месяцами. Проверена неурожаем. Проверена высокими хлебными ценами. Проверена в очень тяжёлых условиях, и оказалась правильной».

Если Троцкий и понял, что проиграл, что не следовало выдавать себя за единственного члена ПБ, имевшего право истолковывать слова Ленина, всё равно было слишком поздно. Его новая книга «Уроки Октября», только что написанная и поступившая в продажу в дни работы пленума, свидетельствовала об ином. О том, что якобы не Ленин готовил и осуществлял революцию, а только он, Троцкий председатель петроградского Военно-революционного комитета.

«С того момента, — писал Троцкий, — как мы, Петроградский совет, опротестовали приказ Керенского о выводе двух третей гарнизона на фронт, мы уже вступили фактически в состояние вооружённого восстания, Ленин, находившийся вне Петрограда, не оценил этот факт во всём его значении. Во всех его письмах того времени об этом обстоятельстве вообще, насколько я помню, не говорится ни слова. А между тем, исход восстания 25 октября был уже на три четверти, если не более, предрешён в тот момент, когда мы воспрепятствовали выводу петроградского гарнизона, создали Военно-революционный комитет (16 октября) (здесь Троцкого подвела память, петроградский ВРК образовали 12 октября, а 16 октября ЦК создал Военно-революционный центр, включавший и ПВРК. — Ю.Ж.), назначили во все воинские части и учреждения своих комиссаров и, тем самым, полностью изолировали не только штаб Петроградского военного округа, но и правительство…

Восстание 25 октября имело только дополнительный характер (выделено мной. — Ю.Ж.)».

Троцкий вроде бы не стремился опорочить Ленина. Писал в книге очень много о нём похвального, но лишь как о теоретике. Особенно о разработанной тактике революции, ставшей, по мнению автора «Уроков Октября», классической. Но как же обойтись без ложки дёгтя? И Троцкий позволяет себе отметить очень значительный, если не решающий для тех дней просчёт Ленина, слишком хорошо подтверждающий концепцию «Уроков Октября»:

Ленин «предполагал начать восстание с Москвы, где, по его предположению, оно должно пройти бескровно… Советы Ленина начать восстание в Москве, где оно, по его предположениям, обещало бескровную победу, вытекали именно из того, что он не имел возможности из своего подполья оценить тот коренной перелом — уже не в настроениях, но и в организационных связях, во всей военной субординации и иерархии»,

Вот так-то! Ленин не сумел оценить, а Троцкий смог!

Но по-настоящему в «Уроках Октября» достаётся Каменеву и Зиновьеву. Особенно первому, как бы между прочим названному «одним из противников позиции Ленина». Троцкий упоминает Каменева пять раз, и только как человека, придерживавшегося неверных взглядов, да ещё и пропагандировавшего их.

Не обошёл своим вниманием Троцкий и достаточно известное, можно сказать, хрестоматийное, письмо Зиновьева и Каменева «К текущему моменту». Написанное 11 октября и опубликованное на следующий день в горьковскои газете «Новая жизнь». Дабы усилить негативный эффект этого документа, уже утратившего актуальность, Троцкий пространно цитирует его, приведя самую крамольную выдержку: «Мы глубочайше убеждены, что объявлять сейчас вооружённое восстание — значит ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и судьбу русской и международной революции».

113