Смысл сказанного достаточно прозрачен. Тогда, в октябре 1917 года, ошибались все вожди. И Ленин, и Зиновьев, и Каменев. Беспорочным был только он, Троцкий.
Досталось от Троцкого и газете «Правда», позиция которой, по его словам, в марте «была гораздо ближе к позиции революционного оборончества, чем к позиции Ленина». Привёл убедительные примеры того, а среди них и статью «О войне». Только не назвал её автора — Сталина.
Троцкий, совсем забыв о прежних увлечениях такими вопросами, как промышленность, партийная демократия, роль Госплана, и занялся историей. До предела использовал свое действительно огромное, но всё же далеко не решающее участие в революции, приступил к кардинальной ревизии всего, уже написанного об Октябре. Начал создавать собственную версию революционных событий, а заодно и свой образ выдающегося практика, лучшего специалиста по технологии государственного переворота.
Троцкого ничуть не смущало, что он порочит не только Каменева и Зиновьева, но и членов Военно-революционного центра начальника Политуправления РККА и члена РВС СССР Бубнова, главу ОГПУ и ВСНХ Дзержинского, генсека Сталина. Ни разу не упомянув о них, он тем самым отрешил их от участия в революции. Добавил тем себе врагов, которые такого ему простить никогда не смогли. Видимо, решил играть ва-банк. Понадеялся на своих верных сторонников, значимость же их преувеличил. Его заместителя по РВС СССР и наркомату по военно-морским делам Э.М. Склянского уже сняли с должности, других отправили в почётную ссылку, полпредами. В.А. Антонова-Овсеенко — в Чехословакию, А.А. Иоффе — в Австрию, Л.М. Карахана — в Китай, К.К. Юренева — в Италию…
Оскорблённые в лучших чувствах Каменев и Зиновьев поначалу намеревались осудить книгу Троцкого особой резолюцией пленума, но подготовили её проект слишком поздно, 24 октября, после его окончания. Только бумага запечатлела их первую реакцию:
«Выпущенную т. Троцким к 7-летию Октябрьской революции статью об “Уроках Октября” пленум рассматривает как сознательное извращение истории партии, направленное к достижению обходным путём фракционных целей т. Троцкого, отвергнутых партией после зимней (ноябрь 1923 — январь 1924 года. — Ю.Ж.) дискуссии.
ЦК констатирует, что статья т. Троцкого, не имеющая ничего общего с действительно партийным и действительно научным изучением Октябрьской революции, направлена к возобновлению дискуссии в партии и возлагает на т. Троцкого за (фраза не закончена).
Считая настоятельно необходимым выяснение перед всей партией искажений, допущенных т. Троцким в истории партии и революции, поручить ПБ распределение соответствующих работ: Институту Ленина — немедленное популярное издание всех статей и документов Ленина за период с февраля по октябрь 1917 г. и Истпарту (Комиссия по истории Октябрьской революции и РКП, существовавшая тогда при Госиздате. — Ю.Ж.) — переиздание “Правды” и заменявших её газет за 1917 г.».
Несмотря на то что проект так и не был никем утверждён, спустя неделю он стал претворяться в жизнь. Сигналом к атаке на Троцкого послужила редакционная (скорее всего написанная Бухариным) статья «Как не нужно писать историю Октября», опубликованная в «Правде» 2 ноября. Соединившая в себе и сказанное Каменевым на только что завершившемся пленуме, и оценку книги, данную Каменевым и Зиновьевым в проекте резолюции.
«После того, — указывала статья, — как итоги, истекшего года показали всю неправоту нашей партийной оппозиции, после того, как факты доказали ещё и ещё раз правильность руководства нашей партии, тов. Троцкий вновь поднимает дискуссию, но уже “иными средствами”. Предисловие к книге (а в этом предисловии, равно как и в примечаниях к ней, её “гвоздь”) написано полуэзоповским языком, так что для совсем неопытного читателя пройдут незамеченными намёки и полунамёки, которыми наполнено это предисловие.
Этот своеобразный шифр (процветающий у тов. Троцкого, несмотря на требование “критической ясности”) необходимо все же расшифровать, ибо работа тов. Троцкого, претендующая на роль спутника в “деле изучения Октября”, грозит превратиться в спутника “всякой настоящей и будущей дискуссии”. Она ведь берёт на себя, по сути дела, ответственность за выступление против линии, взятой как партией, так и Коминтерном, причём она вовсе не носит характера теоретического анализа, а больше похожа на политическую платформу, на базе которой можно будет вести подкоп против точных, принятых соответствующими съездами, решений».
Бухарин (если автором статьи был именно он) изрядно преувеличил — по требованию Каменева и Зиновьева — значение «Уроков Октября» для возобновления дискуссии в партии и возможность книги стать некоей политической платформой. Какое бы то ни было истолкование любого исторического события, в том числе и революции, не могло и не должно было становиться поводом для бескомпромиссного отторжения ее автора. Или для возобновления борьбы с оппозицией в целом либо с её лидером в частности. И всё же автор статьи в «Правде» заявил именно о таком твёрдом намерении. Не своём лично, а как следовало понимать — «большинства». Продолжал разнос, но не содержавшегося в «Уроках Октября», а того, что следовало ставить в вину Троцкому. Благо, в таком стремлении его готовы были поддержать почти все участники событий 1917 года, для которых новая книга Троцкого являлась оскорблением. Лишением их права назвать себя творцами революции.
«Правдинская» статья стремилась обнаружить как можно больше неточностей, ошибок, несообразностей, что в книге оппозиционера сделать оказалось довольно легко. «Прежде всего, — отмечала газета, — у тов. Троцкого исчезает партия. Ее нет, ее настроения не чувствуются, она исчезла. Есть Троцкий, издалека виден Ленин, есть какой-то непонятный, анонимный ЦК. Отсутствует целиком петроградская организация (большевиков. — Ю.Ж.) — действительно коллективный организатор восстания».