Оборотная сторона НЭПа - Страница 135

135

Столь короткий ответ, к тому же не содержавший осуждения Истмена и «разоблачения» его клеветы, партийное руководство не устроил, и письмо для новой публикации пришлось перерабатывать. Насколько сложной для Троцкого оказалась эта работа, он писал 23 июня Сталину:

«Нужно быть идиотом или преступником, чтобы поднимать шум вокруг “документа”, фактически ходом жизни погашенного. Если писать боевым тоном по поводу книги Истмена, то совершенно очевидно, что необходимо гораздо энергичнее и решительнее остановиться на этом центральном, наиболее “сенсационном” пункте. Есть ли в этом смысл?

Об этом моменте я говорил в частной беседе с т. Рыковым и упоминал в двух словах на Политбюро, когда говорил о затруднительности формулировки и необходимости на этот счёт условиться… Между тем, в кругу вопросов, затронутых в книге Истмена, есть такие, которые, повторяю, фактически уже лишились всякого политического значения, но которые могут искусственно получить политическое значение, если подойти к ним не только закономерно, но просто неосторожно».

Одним словом, Троцкий всячески увиливал, пытался любым способом уклониться не просто от отрицания существования «документа», то есть «Завещания» Ленина, но даже от упоминания его. Более конкретно он выразился в письме, направленном в тот же день Крупской.

«Дело идёт, — писал он, — о так называемом “Завещании” Владимира Ильича. Незачем говорить, что с моей точки зрения вопрос об известном письме Вл. Ил. политически и партийно совершенно исчерпан, т.е. такого “вопроса” не существует. Но запоздалые отголоски и слухи могут сами по себе превратиться в политический вопрос. Совершенно очевидно, что при том отношении, какое существует в партии и стране к памяти Вл. Ил., слухи о каком-то скрытом “завещании” могут в известных условиях стать крупным и опасным фактором».

А потом уверенно добавил: «Только дурак или преступник мог бы попытаться сделать письмо Вл. Ил. орудием борьбы… Никакого “Завещания” Вл. Ил. не оставлял, и самый характер его отношения к партии исключал возможность такого “завещания”».

Тогда, летом 1925 года, Троцкий и не предполагал, что всего двадцать четыре месяца спустя он сам станет использовать «документ» как орудие политической борьбы. Против Сталина.

Но как Троцкий ни выкручивался, ему всё же пришлось пойти на все требования ПБ. Правда, уже после нового скандала. Публикации в газете французских коммунистов «Юманите» первого варианта его ответа, отвергнутого ранее. «Под видом моей статьи, — пришлось ему снова оправдываться, — напечатали тот первый черновой набросок, который я сообщил членам Политбюро при записке, выражавшей уверенность в том, что нам удастся путём внесения поправок и обмена мнениями выработать общий текст…

Каким образом этот текст, редакция которого в течение ближайших затем дней была изменена в согласии с желаниями большинства Политбюро.., мог оказаться пересланным редакции «Юманите» в качестве моего ответа?.. Всё это было сделано за спиной Политбюро и, не сомневаюсь, за спиной Коминтерна. Я думаю, что вопрос этот заслуживает выяснения».

Но что бы Троцкий ни говорил, ни писал, ему всё же пришлось согласиться с необходимостью публикации своего ответа в журнале «Большевик» — «По поводу книги Истмена “После смерти Ленина”». А в ней всё же признать:

«В нескольких местах книжки Истмен говорит о том, что ЦК “скрыл” от партии ряд исключительно важных документов, написанных Лениным в последний период его жизни… Это нельзя назвать иначе, как клеветой на ЦК нашей партии… Никакого “завещания” Владимир Ильич не оставлял… Всякие разговоры о сокрытом или нарушенном “завещании” представляют собой злостный вымысел и целиком направлены против фактической воли Владимира Ильича и интересов созданной им партии».

В том же номере «Большевика» объяснения пришлось давать и Крупской, с которой связывали все детали истории «документа».

«Свои письма, — уверяла вдова вождя, — о внутрипартийных отношениях (“завещание”) он (Ленин. — Ю.Ж.) писал тоже для партийного съезда. Знал, что партия поймёт мотивы, которые продиктовали это письмо. Такое письмо могло быть обращено лишь к тем, относительно которых не было сомнений, что для них интересы дела выше всего. Письмо содержало, между прочим, характеристики нескольких наиболее ответственных партийных товарищей. Никакого недоверия к этим товарищам, с которыми В.И. связывали долгие годы совместной работы, в письме нет. Напротив, в письме есть немало лестного по их адресу…

Враги РКП(б) стараются использовать “завещание” в целях дискредитирования теперешних руководителей партии, в целях дискредитирования самой партии. Усердно хлопочет об этом и М. Истмен, который прямо клевещет на ЦК, крича, будто завещание было скрыто, старается разжечь нездоровое любопытство, извращая истинный смысл письма.

Наконец, о части книги, касающейся Троцкого. Мне кажется глубоко оскорбительной для Троцкого вся манера воспевания его Истменом… Я не буду распутывать того клубка лжи, который свил М. Истмен около вопроса о разногласиях с Троцким… Скажу только, что острота выступлений против Троцкого вызвана была переживаемым моментом. После смерти Ленина партия почувствовала особую важность идейного сплочения, и потому всё дело приняло такую острую форму».

Трудно сказать, сознательно или по недомыслию члены ПБ допустили утечку информации, разрешая публикацию письма Крупской. Но в любом случае они сообщили всем членам партии весьма важное, прежде не известное. Во-первых, действительно имелось некое письмо Ленина к съезду, нигде не опубликованное. Во-вторых, в нём содержались характеристики руководителей, скорее всего Зиновьева, Каменева, Сталина, Рыкова, Троцкого. Но если Крупская (а заодно с нею и ПБ) права, то почему тогда это письмо Ленина не публикуется? Наверное, здесь что-то не так. Крупская что-то недоговаривает…

135