Троцкий же поспешил воспользоваться полученной отсрочкой и добился публикации в «Правде» своего выступления 20 октября на московской губернской конференции профсоюза металлистов. Начатого с очень осторожного заявления: «В настоящее время Германия стоит перед дилеммой — либо полный провал, либо социальная революция». Затем напомнил о своём необходимом условии для победы пролетариата — нанести врагу, то есть буржуазии, такой «оглушительный удар, чтобы он оказался неспособным к дальнейшему сопротивлению». И задал риторический вопрос «Сумеет ли это сделать германская компартия?», чтобы тут же дать на него уклончивый ответ — «Если все признаки и вся обстановка борьбы в Германии нас не обманывает, то надо ждать, что в ближайшее время в Германии власть должна перейти в руки рабочего класса». Присоединился тем к оценке ситуации, данной Зиновьевым и ПБ, хотя и сопроводил свой прогноз словами «если признаки… нас не обманывают».
А накануне открытия пленума, 24 октября, Троцкий направил членам ЦК и ЦКК пятое по счёту послание. Им же сделал всё, чтобы направить предстоящую дискуссию в выгодное только для него русло. В предыдущем, самом коротком, письме от 19 октября, он указывал: предметом разногласий между ним и ЦК является «необходимость исключительных мер как в области хозяйственной, так и в области внутрипартийной». Теперь же счёл нужным последовать за сутью «Заявления 46-ти». Главным сделал не проблемы экономики, в которых ничего, кроме реорганизации Госплана, предложить не мог, а некое тревожное положение в РКП. Насущную важность как можно скорее добиться «внутрипартийной демократии», о которой речь зашла ещё на 12-м съезде.
Против «внутрипартийной демократии», как справедливо полагал Троцкий, его оппоненты возражать не станут. И потому вынуждены будут обсуждать с ним условия ее существовании. Какие? Троцкий с прямолинейной бесцеремонностью утверждал: «только в том случае, если партия снизу до верху остаётся активным и самостоятельным коллективом, если выработка партийного мнения не наталкивается на излишние и искусственные преграды, если руководящие учреждения сами не проводят политику скрытого фракционного подбора (кадров. — Ю.Ж.), с величайшим вниманием относятся к голосу внутрипартийной критики, не пытаясь ликвидировать всякую самостоятельную мысль партии обвинением во фракционности».
Не ограничившись призывом к свободе критики, то есть к праву на оппозицию, она же — фракционность, Троцкий пошёл дальше. «Вполне уместно и правильно, — писал он, — поставить вопрос о необходимости обеспечить такой внутрипартийный режим, при котором партия изо дня в день формулировала бы своё мнение по важнейшим вопросам и тем самым наилучшим образом могла бы определять свою волю через посредство своих съездов».
Другими словами, Троцкий предлагал превратить РКП в некое подобие парламента, но с одним существенным отличием от него.
Вместо образованных, знающих депутатов в его работе должны были каким-либо образом участвовать малограмотные или вовсе неграмотные рабочие и крестьяне, не разбирающиеся в тех проблемах, которые выносились бы на их рассмотрение. И потому неизбежно готовило бы для них решения некое знающее меньшинство. Новое руководство партии с новыми ЦК, ПБ, ОБ, секретариатом.
В поддержку своего предложения Троцкий привёл своеобразные доводы — высказывания своих оппонентов. Бухарина — об «избытке полицейщины» в партии, необходимости «резко повернуть руль в сторону партийной демократии». Молотова — не возражавшего «против азбучных истин, сформулированных тов. Бухариным». Да ещё как доказательство своей правоты напомнил ПБ его же собственную тревогу «по поводу размножения нелегальных ячеек в партии, по поводу участия членов партии в стачках, по поводу пассивного отношения к таким явлениям со стороны многочисленных членов партии, не входящих в нелегальные ячейки».
…И всё же Троцкий, вступая в бой с «внутрипартийным режимом», под которым подразумевал и «тройку», и большинство ЦК, и «губкомовскую обломовщину», но прежде всего — «секретарский бюрократизм», ни в чём решительно не расходился с теми, кто и олицетворял для него этот самый «режим». Был заодно с ним, ибо не желал говорить об истинных причинах тревожного действительно положения в РКП. Об очевидном.
Большевистская партия создавалась в условиях подполья, с единственной задачей — захват и удержание власти. Далее помыслы Ленина, его сподвижников не простирались. Отсюда и жесткая структура РКП, и строжайшая дисциплина её членов, и безоговорочное подчинение низовых организаций вышестоящим. Но вот закончилась победой гражданская война. Следовательно, цели, которые ставила перед собой партия, достигнуты. Что же дальше?
А дальше РКП вынужденно превратилась в своеобразную государственную структуру, не отказавшись в то же время и от своей собственной, сохранив её в неприкосновенности. При этом и та, и другая совместились, создав сдвоенную вертикаль власти, необычайно сильную. Только теперь РКП приходилось не бороться с врагами, а решать массу ранее незнакомых, непривычных для неё задач. Главным образом экономических, к которым партия ни в целом, ни её руководители не были готовы.
Такое положение запутало, усложнило остро насущные проблемы, заставляя поочерёдно кидаться из одной крайности в другую. То вводить НЭП и вместе с тем подавлять недовольство им рабочих, чьи интересы и выражали «Рабочая правда», «Рабочая группа» и остатки меньшевистской партии, то начинать искать выход из НЭПа, уверяя себя, что всё остальное сделает революция в Германии. Но и в том, и другом случае сохраняя жёсткую вертикаль власти, ибо отказ от неё в сложившейся ситуации означал бы уход из так трудно добытой власти, отказ от неё.