При очень сильном желании создание территориальных полков и дивизий можно было отнести к бонапартистским замыслам Троцкого, стремящегося таким образом поставить под свой контроль большинство населения союзных и автономных республик. Не случайно же наркомвоенмор на том же совещании политработников заявил: «Национальный язык получает десятикратное значение».
Тем временем, события в Германии пока развивались согласно планам, разработанным в Москве на коминтерновском совещании.
10 октября в Саксонии и 16 октября в Тюрингии были сформированы земельные правительства, включившие только левых социал-демократов и коммунистов. Так появилась та самая революционная база, о которой столь уверенно говорили Брандлер и Тельман, Зиновьев и Троцкий. Для руководства предстоящим восстанием из Берлина в Дрезден перебрался в полном составе ЦК КПГ, а в Хемнице, крупном промышленном центре Саксонии, начали собираться делегаты Всегерманской конференции фабзавкомов. Именно им предстояло объявить 21 октября о начале всеобщей забастовки. Дать тем сигнал повсеместно брать власть в свои руки. По всей стране.
Немецкие коммунисты опоздали всего на сутки. В тот же самый день, 21 октября, в соответствии с полученным приказом генерала Секта части рейхсвера заняли Дрезден и разогнали рабочее правительство. 23 октября то же повторилось и в Эрфурте, административном центре Тюрингии.
Непредусмотренные планами события застали руководство КПГ врасплох. Брандлер, явно струсив, несмотря на возражения левых в ЦК и руководителей берлинской парторганизации, отдал распоряжение отказаться от всеобщей забастовки. Отказаться тем самым и от борьбы за власть. От революции, к которой так долго готовились не только в Германии, но и в СССР. Пролетарские «сотни» так и не вышли на улицы немецких городов. Исключение составил лишь Гамбург, куда приказ ЦК КПГ не доставили во время. Там коммунисты и левые социал-демократы, возглавленные Тельманом, в течение трёх дней, почти безоружные, вели бои с полицией и армией. Заведомо безнадёжные. И проиграли.
Через два месяца, на январском 1924 года пленуме, Зиновьев не жалел эмоций, обвинив в поражении себя и немецких товарищей. «Мы недооценили, — говорил он, — технические силы противника, который быстро развернул свои силы с 250 тысячами вооружённых сил. Он удвоил силы рейхсвера, удвоил фашистские отряды и получил до 700 тысяч… Мы недооценили эластичности и контрреволюционности германской социал-демократии. Мы недооценили всех трудностей и в результате этого приняли решение, которое не прошло в жизнь.
Коммунистическая партия Германии утверждала, что оружие есть, что они готовы и так далее, А потом оказалось, что в Саксонии только 800 винтовок. Товарищ Брандлер заявлял, что чуть ли не в руках у него большой транспорт в 200 тысяч винтовок, а потом эти винтовки попали не к коммунистам, а к социал-демократам.
Обсуждался вопрос о том, что нужно будет 15 или 10 дивизий и так далее. Мы вечером сидели в кабинете у товарища Троцкого и обсуждали стратегическую обстановку вместе с Каменевым и другими спецами. Это были в значительной степени потёмкинские деревни. Это было массовое преувеличение».
В действительности поначалу всё было не так уж и плохо, как в те дни считал Брандлер, а два месяца спустя — Зиновьев. Веймарская республика распадалась. 21 октября в Аахене провозгласили независимость Рейнской провинции. Правда, и без того находившейся под контролем Франции. 24 октября в Мюнхене земельное правительство объявило о передаче всех частей рейхсвера, расквартированных в Баварии, под командование генерала Лоссова, не скрывавшего своих сепаратистских и монархических взглядов, заодно потребовав от офицеров принести присягу на верность только себе. 25 октября в Майнце объявили о независимости Пфальца.
Казалось, германское правительство потеряло контроль над страной — ведь ему тогда не подчинялись ещё Саксония с Тюрингией, но всё же сумело удержаться. Не рухнуло только благодаря безоговорочной поддержке армии. Генерал Сект не только призвал рейхсвер сохранять верность Берлину. Добился выполнения всех своих приказов. Перебрасывая воинские части из одного конца страны в другой, с севера на юг, из центральных районов на юго- и северо-запад, сумел справиться с трудной, даже, как казалось, невыполнимой задачей. Всего за несколько дней предотвратил пролетарскую революцию. И справился лишь благодаря тому, что коммунисты и в Берлине, и в Москве напрочь забыли о главном уроке октября 1917 года. Не завоевали на свою сторону солдатские массы. О необходимости того почему-то ни разу не вспомнил никто. Даже тот, кто постоянно говорил о своём знании искусства взятия власти, постоянно напоминал о том, особенно в последнее время, — Троцкий.
…Как и было предусмотрено загодя, объединённый пленум ЦК и ЦКК РКП открылся 25 октября. Но зная об уже происшедшем в Германии — о полном крахе надежд на установление там советской власти и её скорой помощи первой в мире Стране рабочих и крестьян, так и не изменил повестки дня. Она, как и неделю назад, состояла всего из одного пункта: «О внутрипартийном положении в связи с письмом т. Троцкого». Оказалось, членов ЦК и ЦКК волновал лишь вопрос о собственной власти. Волновало — кто же станет наследником тихо умиравшего вождя, о чём знали уже решительно все они. А потому решали — сохранится ли на политическом Олимпе старая группировка или её место займёт новая? Кто победит в начавшейся схватке — Зиновьев или Троцкий?
Проблему разрешила организационная предусмотрительность ПБ. Точнее, то, что на объединённом пленуме подавляющее большинство имела группировка Зиновьева. Ничего не могло изменить, даже участия в заседаниях, доклады — помимо Пяткова и Бубнова, ещё и Преображенского, Осинского, подписавших «Заявление 46-ти». Весьма помогло властной группировке и то, что Троцкому пришлось не наступать, как он делал в письмах, а оправдываться. Объясняться».