Оборотная сторона НЭПа - Страница 74

Доказывало фиктивность «дискуссии» и внезапное появление в «Правде» двух статей политических «тяжеловесов». И.А. Зеленского, секретаря Московского комитета РКП, кандидата в члены ОБ, и Е.А. Преображенского, уже не раз выступавшего как второе «я» Троцкого. Статей предельно общих, ничего конкретно не говоривших,

«Необходимость разрешения экономического вопроса, — утверждал Зеленский, — сознаётся членами партии и создаёт обстановку “искания выхода”. Сентябрьское совещание и ежедневная пресса создали убеждение в партии в неизбежной близости победоносной пролетарской революции в Германии… Партия начала психологически мобилизовываться». Ну, а после неудачи в Центральной Европе, уверенно продолжал Зеленский, «взоры партийных масс будут обращены на внутренние дела». И потому предлагал «усилить борьбу с отрицательным влиянием НЭПа», «втянуть ячейки в работу по поднятию производства и хозяйства». Словом, повторил уже сказанное Зиновьевым, не более того.

Столь же мало конкретного предлагал и новый опус Преображенского, на этот раз сосредоточившегося на попытке разобраться с недавним прошлым, дабы не повторять уже сделанные ошибки. Начал с риторического вопроса: «Правильна ли была до сих пор основная линия партии во внутрипартийном строительстве и внутрипартийной политике за период НЭПа?». И так ответил на него: «По моему мнению, партия вот уже два года ведёт, в основном, неверную линию в своей внутрипартийной политике». Пояснил: Вместо того, чтобы «ликвидировать милитарные (военные. — Ю.Ж.) методы внутри партии, восстановить партийную жизнь отчасти по типу 1917–1918 годов.., мы усилили бюрократизм, казёнщину, количество предрешённых сверху вопросов, усилили наметившееся в военный период деление партии на принимающих решения и несущих ответственность, и на массу исполнителей… Был взят курс на хороший аппарат и на хорошего партийного чиновника». Предложил ото всего этого отказаться, так и не указав, какие же вопросы следует обсуждать партии в целом, как построить её новую структуру.

Вполне возможно, дискуссия так и ушла бы в песок, если бы не выступление 2 декабря Сталина с докладом «О задачах партии» на расширенном собрании Краснопресненского райкома Москвы. Он сразу же оговорился, что говорит от своего имени, хотя у него никаких расхождений с ЦК нет. Лишь затем перешёл к сути проблемы. Признал, что причина идущей дискуссии — «волна брожения и забастовок в связи с заработной платой». Она-то и «вскрыла недочёты наших организаций, оторванность некоторых наших организаций — и партийных, и союзных (профсоюзных. — Ю.Ж.) от событий на предприятиях». Добавил то, на что так и не решился Зиновьев: «В связи с этой волной забастовок вскрылось наличие некоторых нелегальных… организаций внутри нашей партии, старающихся разложить партию». Подразумевал, что было понятно аудитории, «Рабочую правду» и «Рабочую группу».

Только затем Сталин перешёл к «недочётам нашей партийной жизни». Основным недостатком счёл то, что «при правильной пролетарско-демократической линии нашей партии практика на местах дала факты бюрократического извращения линии». Но тут же присовокупил: «Я далёк от того, чтобы обвинять местные организации.., тут есть не столько вина, сколько беда наших организаций на местах… Я также далёк от того, чтобы считать наш ЦК безупречным… ЦК по тем или иным причинам не вскрыл своевременно этих недочётов и не принял мер к их преодолению».

Объясняя же причины недочётов, вроде бы согласился с Преображенским: «Наши партийные организации не изжили ещё некоторых пережитков военного периода». Признал Сталин и бюрократизацию «партийных работников, наших партийных организаций».

Затем сформулировал — как то делали Зиновьев и Зеленский — меры по устранению недочётов. Среди них — борьба с пережитками и навыками военного периода, усиление активности масс проведение «на деле» выборности всех должностных лиц партии, создание при губкомах и обкомах «постоянно действующих совещаний ответственных работников всех отраслей», вовлечение ячеек на предприятиях «в круг вопросов, связанных с ходом дела на предприятиях и в трестах», и тому подобное.

В конце же доклада предостерёг от двух крайностей. «Либо партия, — заявил Сталин, — вырождается в секту, в философскую школу, ибо только в таких узких организациях возможно полное единомыслие, либо она превратится в непрерывный дискуссионный клуб, вечно обсуждающий и вечно рассуждающий, вплоть до образования фракций, вплоть до раскола партии».

Выслушав доклад, участники краснопресненского партактива могли лишний раз убедиться в очевидном. В известном им и без нравоучений. Несмотря на переход к НЭПу, партия по-прежнему мысленно пребывала в периоде «военного коммунизма». Закоснела, не желала признавать изменившиеся условия. Могли убедиться участники партактива и в ином. Хотя участвующие в дискуссии Зиновьев, Сталин, Преображенский, Зеленский непременно упоминали о безрадостном положении народного хозяйства, они так и не захотели углубиться в эту основополагающую для любого марксиста проблему. Игнорировали её.

Уже потому выступление Сталина, как и все статьи, опубликованные «Правдой», вряд ли можно было бы вспомнить через неделю-другую, если бы не то, что произошло в конце работы актива. Как обычно, докладчику стали передавать записки с вопросами. И среди них две, ответы на которые буквально через два дня привели к бурному скандалу в ПБ.

— Скажите, — вопрошала первая записка, — какое основание имеет слух в среде партийцев о каком-то письме т. Троцкого?