Оборотная сторона НЭПа - Страница 78

«Ввиду того, — отмечало одно из постановлений, — что имеющийся в ЦКК следственный материал даёт все основания считать группу “Рабочая правда” чисто интеллигентской с враждебной марксизму идеологией, практически ставящей себе задачу максимальной дезорганизации РКП, считать необходимым более решительную борьбу с этой группой, одобрить меры по отношению к этой группе — арест членов этой группы. До окончания следствия, как правило, не освобождать никого из членов этой группы, если это не будет вызвано интересами самого следствия».

Другое постановление — по делу «Рабочей группы», носило внешне более примирительный характер. Оно признало возможным возвращение её лидера Г.И. Мясникова, высланного в Германию, в Россию, но при условии «получения от него письменного заявления для опубликования в печати об ошибочности и вреде для рабочего класса занятой им позиции». Сочло необходимым освободить из тюрьмы «рабочих, вовлечённых в “Рабочую группу”, но не принимавших руководящего активного участия в этой организации». От руководства же — членов Центрального и Московского бюро — потребовало на удивление малого: «таких же заявлений, как и от Мясникова, причём, как правило, при освобождении посылать на работу в другие районы страны». И только.

Однако три недели спустя ПБ вновь изменило отношение к «Рабочей группе». Несмотря на прежнее заверение о неприкосновенности Мясникова после его возвращения на родину, как только он приехал в Москву, одобрило предложение Дзержинского об аресте лидера «Рабочей группы». Утвердило такое решение пятью голосами — Каменева, Рыкова, Томского, Молотова, Рудзутака при двух «против» — Калинина и Бухарина. Отсутствовавшие на заседании Зиновьев, Сталин и Троцкий, судя по всему, поддержали большинство. Во всяком случае, от них каких-либо возражений ни по телефону, ни письменно не последовало.

Помимо Мясникова в тюрьме оставили столь же видного лидера группы Кузнецова, а также Ф.Г. Порестатова — слесаря 2-го кабельного завода, организовавшего подпольную типографию, в которой и были напечатаны на стеклографе несколько листовок тиражом 70–80 экземпляров. Действительно опасных своими призывами: отказаться от дальнейшего проведения НЭПа, называемого новой эксплуатацией пролетариата; отрешиться от тактики единого фронта, доказавшего в Германии свою несостоятельность признать Октябрьскую революцию буржуазной, почему и готовиться к новой, действительно социалистической. Призывами, которые в условиях острейшего экономического кризиса могли увлечь за собой не только рабочих — коммунистов, но и те самые 80–90 процентов (по оценке Зиновьева) пролетариев, так и не вступивших в партию.

Остальных арестованных по делу «Рабочей группы» в конце ноября освободили, применив к ним лишь партийные наказания. Исключили из РКП двенадцать, а пятерым плюс девятерым, остававшимся на свободе, вынесли строгие выговоры. Правда, их не оставили в Москве, а направили на работу в провинцию. И в виде своеобразной компенсации за причинённое, по предложению комиссии Дзержинского, им ассигновали 200 червонцев — для устройства на новом месте.

Причина такого смягчения отношения ПБ к тем, кого ещё вчера считали чуть ли не смертельными врагами, достаточно очевидна. К тому времени в ОГПУ окончательно убедились в предельной слабости группы. В её неспособности повлиять на рабочие массы не только страны, но даже и столицы. Кроме того, Коминтерн, но уже по своим каналам информации, удостоверился в призрачности любых попыток создать IV Интернационал. У «раскольников» для того не имелось никакой поддержки в рядах европейских компартий.

Глава вторая

Дело «Рабочей группы» стало для руководства РКП своеобразной интермедией, ненадолго прервавшей ход дискуссии. В действительности же, как вскоре выяснилось, всего лишь ушедшей с полос «Правды», переместившись в партийные ячейки. Оказавшейся потому неподконтрольной, отчего обрела ещё большую опасность для большинства ЦК. Вернуться к открытой дискуссии вынудило произошедшее на выступлении Зиновьева 28 ноября в старейшем коммунистическом университете — московском имени Свердлова. Готовившем, как и остальные комвузы, дипломированных партийных работников для печати и просвещения. Нераздельной частью программы которого была регулярная организационно-методическая и агитационно-пропагандистская практика в ячейках столицы.

Уже на следующий день перепуганный Зиновьев направил Сталину записку, прося ознакомить с нею и Молотова:

«Прочитавши записки свердловцев (прилагаю), вижу, что дело хуже, чем я думал. Университет взбаламучен. Ряд элементов злобных и злостных. Куча сплетен и легенд. Большое озлобление против ЦК (против меня особая кампания, как водится). Группа Преображенского, видимо, сорганизовалась и действует по всей Москве. Свердловцы могут наделать больших бед в московской организации. Нужны серьёзнейшие меры в отношении Московской организации. Иначе будет поздно. Нужно 10 первоклассных работников нашего направления. Иначе Москва ускользнёт из наших рук. Это срочно.

В отношении к университету предлагаю: 1. Иметь Вам совещание с Лядовым (М.Н. Мандельштам, ректор Свердловского университета.— Ю.Ж.) и Зеленским (секретарь Московского комитета РКП. — Ю.Ж.). Дать Лядову 1–2 серьёзных помощников. 2. Снять немедленно Емельянова (секретарь парторганизации Свердловского университета. — Ю.Ж.), который главный организатор склоки (знаю это наверняка), допросить С. Минина из СПБ (ректор Петроградского комуниверситета. — Ю.Ж.), давши архи-способного и архи-надёжного человека. 3. Организатором коллектива и его помощником поставить верных людей. 4. Устроить там доклады Бухарина, Сталина, Каменева, Молотова, Томского и ряд бесед. 5.Исподволь начать чистку явно безнадёжных элементов».