Оборотная сторона НЭПа - Страница 108

108

Я вёл войну и я побеждён. Я имею мужество открыто это сказать. Я имею мужество открыто сказать, что моя упорная, длительная, не на живот, а на смерть, всеми доступными мне средствами борьба не дала результатов. Раз это так, значит, русский народ был не с нами, а с РКП. И говорю ещё раз: плох или хорош русский народ, заблуждается он или нет, я, русский, подчиняюсь ему…

Я впервые ответил себе: да, я ошибся; коммунисты — не захватчики власти, они — власть, признанная русским народом. Русский народ поддержал их в гражданской войне, поддержал в борьбе против нас. Что делать? Надо подчиниться народу».

Ни один пропагандист из ЦК не написал бы лучше, искренней, убедительней, понятней. Да это и не мудрено. В отличие от авторов декларации Комитета независимости Савинков был не только террористом, политиком. Был ещё и известным русским писателем. Опубликовал под псевдонимом В. Рошпин три повести: «Конь бледный» (1909 год), «То, чего не было» (1914 год) и «Конь вороной» (1923 год).

Под своим именем — стихи, «Воспоминания террориста», очерки «Во Франции во время войны», «Из действующей армии».

Появление «Письма» Савинкова вызвало скандал в среде русской эмиграции. Одни утверждали, что оно подложное, написано чекистами. Другие просто проклинали автора за измену «святому делу» борьбы с большевизмом. Третьи начали задумываться. И что важнее всего, савинковцы всех мастей, осевшие в Варшаве, Берлине и Париже, навсегда отказались от продолжения борьбы с советской властью террором, попытками восстаний, вооружёнными налётами из-за кордона.

Конечно же, декларация Комитета независимости Грузии, как сразу же понял Сталин, могла сыграть ту же роль для создания привлекательного образа Советской России. Правда, лишь в том случае, если бы её опубликовали в центральной прессе, а авторы — остались бы живы. После же их расстрела декларация превратилась в ничего не значащий клочок бумаги.

Вместо прекрасной несомненно пропагандистской акции центральным газетам пришлось ограничиться весьма далёкими от правды сообщениями, подготовленными в Тифлисе, да и то публиковать их всего, два дня. 4 сентября «Правда» дала подборку материалов под общим заголовком «Ликвидация меньшевистско-бандитского выступления в Грузии». Информировала читателей всей страны о якобы длившемся всего два дня, 28 и 29 августа, да к тому же в нескольких селах и небольших городах восстании, 24 главаря которого расстреляны. И 5 сентября, несколько изменив рассказ о событиях: мол, восстание продолжалось несколько дольше, подавить его удалось только 3 сентября.

После этого центральные газеты о событиях в Грузии больше не упоминали.

Между тем Декларация оказалась секретом Полишинеля. О ней узнали все жители Закавказья, так как без каких-либо купюр её прочитал Орджоникидзе, выступая на заседании Тифлисского городского совета 5 сентября. В тот самый день, когда обеспокоенный событиями на родине Сталин обратился в ПБ со своими предложениями. Орджоникидзе прочитал декларацию, так как она прямо или косвенно подтверждала всё то, что он счёл нужным поведать во всеуслышание.

Первый секретарь Заккрайкома задался вопросом: кто восстал? И ответил на него, пренебрегая правдой. «К нашему счастью, — рассказал он, — грузинское крестьянство не пошло за этой сволочью. Кто «восстал»? Кто принял участие в этом “востании”? Прежде всего, основной группой повстанцев мы имеем всех князей Церетели, всех дворян Абашидзе, всех дворян Абдушелишвили и других… Затем “восстало” грузинское офицерство. Оно приняло самое активное участие, оно являлось организующим центром».

Следующий вопрос — кто подтолкнул их всех на восстание? Оказывается, «в том, что произошло в Грузии в эти дни, повинны не только авантюристы-меньшевики, но, главным образом, французское правительство». И свёл всю проблему Орджоникидзе к простому повторению того, «что было в России при выступлении эсеров вместе с Колчаком, меньшевиков — с Деникиным и Колчаком, и где только эти господа побеждали, сейчас же появлялись махровые черносотенцы — помещики и протягивали свои руки к земле, которая уже была отдана крестьянам».

Орджоникидзе не только попытался свести суть восстания к заурядной классовой борьбе, но и поставить жирную точку на происшедшем. «Вся эта банда, — сказал он, подразумевая повстанцев, возглавлялась Паритетным комитетом, ныне в полном составе “заседающем” в ГрузЧК, у товарища Берии». Ни словом не обмолвился, что эти самые члены Комитета уже расстреляны.

Совершенно иное волновало Москву. 18 сентября ПБ, выслушав Менжинского и Чичерина, приняло хотя и достаточно жёсткое, но не окончательное решение. «Признать, — отметило оно, — что Заккрайком не учёл международного значения событий в Грузии, ввиду чего проводил политику расстрелов без санкции ЦК». Вспомнив о рекомендациях Сталина, предложил: «Для выяснения причины восстания и выработки мер улучшения положения в Грузии создать комиссию в составе тт. Молотова, Менжинского, Орджоникидзе, Квиринга (первый секретарь ЦК компартии Украины. — Ю.Ж.) и Зеленского с месячным сроком работы».

Тем же решением ПБ поручило Орджоникидзе и Чичерину «составить осведомительную справку о событиях в Грузии для полпредов», а ещё одним, принятым в тот же день — Томскому, которому следовало «дать в печать открытое письмо к одному из лидеров западно-европейского движения (профсоюзного. — Ю.Ж.) в ответ на соответствующий запрос (заранее согласованный.— Ю.Ж.) с разъяснением событий в Грузии». Волне резкой критики действий советской власти при подавлении «социалистического» восстания, захлестнувшей мировую прессу, следовало противопоставить хоть что-то.

108